В поезде дедок рассказал:
В начале 30-х годков сбивали нас всех в колхозы, всю скотину на общественный двор должон доставить, не пригонишь, значится — подкулачник, отберут всё и на высылку, а был у нас тогда в семье конь чалой масти, так и звали яво — ЧАЛЫЙ. Молодой ишшо совсем, а без коня в деревне не проживешь, не вспахать, ни сена, ни дрова заготовить. Справный был конь, работяга, а уж как мы его берегли, и кормили-поили, да и баловали, лишнего не грузили — жалели. Семья- то у нас большая, ребятишки малые.
Веду его на тот двор, а на душе муторно, что дальше будет? Как без Чалого жить будем? На дворе-то этом, бабы ревут, мужики злые, а куды деваться — нова власть приказала — отдай и всё. А начальник с району грит, не жалейте эту скотину — будя у вас нова светла жисть, ссобча мол легше её строить, трактора будут пахать, мол така нова линия партии об народе, забота про крестьян самой Москвы.В поезде дедок рассказал:
В начале 30-х годков сбивали нас всех в колхозы, всю скотину на общественный двор должон доставить, не пригонишь, значится — подкулачник, отберут всё и на высылку, а был у нас тогда в семье конь чалой масти, так и звали яво — ЧАЛЫЙ. Молодой ишшо совсем, а без коня в деревне не проживешь, не вспахать, ни сена, ни дрова заготовить. Справный был конь, работяга, а уж как мы его берегли, и кормили-поили, да и баловали, лишнего не грузили — жалели. Семья- то у нас большая, ребятишки малые.
Веду его на тот двор, а на душе муторно, что дальше будет? Как без Чалого жить будем? На дворе-то этом, бабы ревут, мужики злые, а куды деваться — нова власть приказала — отдай и всё. А начальник с району грит, не жалейте эту скотину — будя у вас нова светла жисть, ссобча мол легше её строить, трактора будут пахать, мол така нова линия партии об народе, забота про крестьян самой Москвы.
Прошло како-то время, иду мимо правления — наш Чалый, стоит у правления, привязанный, подхожу — узнал он меня, заржал и копытом роет землю — вроде как подзыват, ближе подхожу, батюшки — Чалый-то худяный, рёбра видать, запаршивел, в репьях весь, колтуны в гриве, хвосту, ноги в коленках распухши, спина-то вся сбита до крови, бока в полосах — били видать, обнял я яво:
— Чо с тобой ироды сделали, развеж можно так…
Затих он, положил морду мне на плечо — гляжу, а у него слёзы… тякут, вот тебе бессловесна животина.. а всё понимат, как человек. Тут приседатель выходит:
— А ну, отойди от мово коня, подкулачник, ещё раз увижу — живо сошлю.
— Пожалей коня-то, ноги-то совсем больны, лечить надо…
Заматерился он на это, злой стал, отвязал Чалого, тот брыкается, защиты у меня просит, хотел в тот момент дать приседателю в морду, да про детишков своих вспомнил, пострадают же, одно тока ему сказал:
— Не понужай сильно-то, ноги-то больны, спотыкнется — убьешься.
— Не каркай, подкулачник, я ему спотыкнусь…
И давай Чалого-то нахлестывать и погнал.
А вот потом это и случилось, спотыкнулся видать Чалый-то, приседатель-то шмякнулся, да об камень башкой, живой остался, тока опосля стал песни орать и на баб кидаться. А правленцы-то отдали мне Чалого, говорят — забирай свово хромого доходягу, не нужон он нам-дармоед.
Привел я его домой, давай кормить, поить, лечить, чистить, ожил конь-то, повеселел, потихоньку работать с ним стали, так и выжили вместе с им, только хромота осталась.
Я вот что думаю, может он нечаянно спотыкнулся-то, а может… лошадь-то умная скотина, раз слёзы могет.
Тут дедок отвернулся и полез за платком…
© kuzinroma